Жизнь в Вологде 30-40 лет тому назад была чрезвычайно монотонна и однообразна бедна впечатлениями извне и невольно накладывала свою печать на местного обывателя. <…>
К числу общественных увеселений той эпохи в Вологде надо отнести довольно жалкий театр, сохранившийся и поныне, и два клуба: чиновничий и дворянский.
Люди среднего класса посещали театр лишь изредка и случайно.
Дворянский клуб им был недоступен по многим условиям, а чиновничий хотя и носил характер всесословного, но тогда посещался только высшей бюрократией. <…> Общественная жизнь была развита слабо, газет и журналов выписывалось немного и чтение их для большинства было мало доступно. Типичные представители чиновничества, проводя большую часть дня по разным канцеляриям, палатам и управлениям, вели беспросветный образ жизни, среди коего водка и карты играли далеко не последнюю роль в качестве захолустных развлечений, в особенности в глухую зимнюю пору, когда по климатическим условиям невозможно было пользоваться благами суровой северной природы. Отсюда становится вполне понятным то нетерпение, с которым молодежь, а отчасти и люди зрелого возраста ожидали наступления рождественских святок, когда можно было развернуться во всю ширь русской натуры и веселиться напропалую целые ночи напролет, благо эти удовольствия почти ничего не стоили. Веселились до упаду, до изнеможения сил, проводя семь-восемь бессонных ночей подряд.
Из всех рождественских удовольствий самым излюбленным для вологжан считалось маскирование, которое выражалось в том, что молодежь обоего пола, разодетая в различные костюмы и маски, разъезжала по знакомым, интриговала их, а, главное, плясала до одури, лишь бы имелось хотя самое жалкое подобие музыки. Этими домашними маскарадами увлекались на святках решительно все, от мала до велика <…>. Я могу с уверенностью сказать, что из всех слоев общества маскированием увлекались более всего мелкие чиновники и учащаяся молодежь обоего пола, и замечательно, что самые закоренелые бедняки, нередко многосемейные, являлись вместе с тем и самыми изобретательными людьми по части этих удовольствий, как бы оправдывая пословицу «голь на выдумки хитра».
<…>
Времяпровождение на святках всегда происходило следующим образом. Первые два дня Рождества вечеров обыкновенно никто не устраивал, ибо эти дни обыватели проводили среди близких родных, мужчины визитировали, странствуя весь день по знакомым, конечно, пешком. Только простонародье без всякого стеснения шаталось среди бела дня ряжеными, потешая своим видом гуляющую по улицам публику и прохожих. Но с третьего дня праздника часов с восьми вечера в разных частях города можно уже было наблюдать ярко освещенные дома, из которых неслись звуки музыки и веселый людской говор, смех и топанье: ясно, что хозяева их устраивали вечеринку для своих знакомых с обязательным приемом масок. Такие вечеринки устраивались чиновниками, где позволяла квартира, купцами средней руки и разными служащими, а иногда и молодежью в складчину, на экономических началах. Устройство вечеров было до крайности просто и очень дешево: требовалось лишь удобное, просторное помещение, хотя бы и в одну комнату (зал для танцев), по возможности ярко освещенное — лампами и свечами — и какая-нибудь музыка: фортепьяно, рояль, гусли, гармоника или же гитара со скрипкой. Стоило лишь хозяину вечера сообщить заблаговременно, днем, в две-три парикмахерские о своем желании устроить вечеринку с масками, а вечером осветить свою хижину, как разряженная молодежь обязательно приедет и будет плясать до упаду под незатейливый аккомпанемент какой-нибудь разбитой гитары или охрипшей гармоники. Самым главным при устройстве вечеров являлся вопрос о музыке, без которой никак нельзя обойтись. В более состоятельных домах гремел рояль или фортепьяно; затем употреблялись гусли (у купцов Суконщиковых), аристон (Аристон — механический музыкальный инструмент, устроенный наподобие музыкальных яшиков.), шарманка, гармония, гитара, скрипка и даже балалайка. В описываемое время в Вологде было несколько бродячих музыкантов — скрипачей, таперов (Тапер — пианист, сопровождавший танцы на балах и вечеринках.) и гармонистов, которые за целковый охотно пилили всю ночь разные польки и кадрили, доставляя громадное удовольствие танцующим. В крайнем случае за неимением музыки танцевали даже и под песни. <…>
Вечеринки в складчину большею частью устраивались воспитанниками местной семинарии, которые за дальностью расстояния до дому принуждены были проводить короткие рождественские каникулы в Вологде. <…> По моим наблюдениям, семинаристы были страстными поклонниками танцев и отплясывали всегда очень усердно по целым ночам. Так как семинарские вечеринки никогда не обходились без возлияний, то к концу бала обыкновенно весь мужской персонал порядочно намокал (Намокать — напиваться.) и не без труда расходился по домам.
Я неоднократно в качестве гостя и участника бывал на этих вечерах и с любопытством наблюдал за теми замысловатыми па, которые выделывали ногами наши будущие батюшки.
Обычно вечера начинались в 8-9 часов и тянулись до 4-5 часов утра, т.е. всю ночь. В редком доме хозяева устраивали какое-нибудь угощение для масок; большинство обходилось без оного. Конечно, если маски бывали узнаны и оказывались хорошими знакомыми хозяев, то всегда угощались на славу и даже оставлялись на весь вечер. Довольно щекотливым вопросом для хозяев являлся прием масок, принимать ли всех приезжающих масок или только по выбору, знакомых? С этою целью в более щепетильных домах назначался пароль, не зная который нельзя было попасть на вечер. <…> Конечно, в большинстве домов обходились без всякого пароля, но различные недоразумения случались постоянно: вместе с порядочными масками попадали на вечера и разные хулиганы, часто выпившие, которые заводили скандалы и держали себя настолько развязно, что их приходилось силой выпроваживать на улицу. Эти же господа, пользуясь общей суматохой в передних, нередко похищали что-либо из верхнего платья и бесследно исчезали с ним. Впрочем, подобные случаи бывали довольно редко.
Признаком «порядочных» масок служили перчатки, без коих масок и не пропускали в дом, а также самые костюмы и манеры. Последние тоже служили источниками разных курьезов, ибо интеллигентная молодежь, в особенности из т.н. аристократии, желая во что бы то ни стало не быть узнанной, нарочно рядилась в самые дешевые, простые костюмы (лапотника-мужичка и пр.) и старалась сообразно им держать себя и напропалую дурачиться, сбивая с толку хозяев и многочисленных гостей.
Еще задолго до праздников молодежь обоего пола сговаривалась относительно предстоящих увеселений и группировалась в кружки по четыре-шесть и более человек в каждом <…>. Каждый кружок запасался одним или двумя извозчиками, т.н. ваньками, с широкими, поместительными санями, в кои набивалось публики по шесть-семь человек, воз целый, и нанимал их на всю ночь по баснословно дешевой цене — 20 коп. за час. Менее требовательные пользовались иногда и розвальнями. Хождение пешком совершалось значительно реже и лишь в том случае, если было близко или не хватало ресурсов на извозчиков.
Вопрос о приобретении костюмов являлся самым насущным для маскирующихся, именно для дам. Последние большей частью фабриковали себе костюмы дома, из подручного материала, тогда как мужчины запасались таковыми в цирульнях и театре, с платою от 1 руб. до 3 за вечер, смотря по костюму. В описываемое время из мужских костюмов наичаще встречались: простого крестьянина — лапти, онучи (Онучи — портянки, обмотки. ), синяя посконная (Посконный. Посконь — домотканный холст из волокна конопли.) рубаха и шляпа «гречишник» при кудельном (Кудель — вычесанный и перевязанный пучок льна, подготовленный для пряжи. ) парике, стариковский — при обычном платье белый кокосовый парик, борода и нос, Гамлета, Мефистофеля, Зибеля (студента из «Фауста»), еврея, турка, старинный польский, клоуна, домино, капуцина, гусарский и пр.
Костюмы старика и домино у мужчин преобладали как самые дешевые и не требовавшие перемены платья и гримировки. Костюм мужичка-лапотника обыкновенно надевали самые лучшие танцоры, удивлявшие публику своим поразительным искусством выделывать всевозможные фокусы в лаптях. Из мужских костюмов всего изящнее были старинный польский, русский боярский и вообще национальные. Между дамскими костюмами преобладали: домино, цыганский, польский, чертенка, день и ночь, зима, феи, Офелии и т.п. Вообще по части костюмов вологжане пускали в ход всю силу фантазии и нередко сочиняли, что только взбредет в голову, лишь бы было пестро и забавно.
<…>
Личные маски в то время были трех сортов: черные и белые с кружевами, атласные и бархатные, бумажные, разрисованные самым уморительным образом, и легкие из проволочной сетки, которые были не так тягостны для лица, как первые, которые к концу вечера от жары и пота прилипали к физиономии, а на улице замерзали в холода. Конечно, в большом ходу были всевозможные гигантские носы и бумажные головы зверей: собачья, свиная, волчья и пр.
С одной из таких звериных голов однажды вышел довольно забавный казус. Шел оживленный маскарад в чиновничьем клубе. Некто Б., большой комик и весельчак, надев на себя громадную ослиную голову, также явился в клуб, где и дурачился, увиваясь около дам. В разгар бала, шатаясь из одной залы в другую, он случайно зашел в клубную читальню, где заседали за газетами почтенные клубные старцы. Подойдя к читальному столу, Б. развязно уселся среди старцев и, отдав общий поклон своей ослиной головой, проговорил: «Ну, теперь и я попал в свою компанию!» Почтенные старцы страшно обиделись и за такую дерзость торжественно выпроводили Б. из клуба. Само собою разумеется, что острота Б. быстро облетела весь клуб и вызвала самый веселый смех публики…
<…> Впрочем, в те времена обыватели Вологды вели такой же образ жизни, как обломовцы, и, плотно поужинав, часов с девяти вечера уже гасили огни, так что по одному освещению домов в неурочное время можно было судить, что идет вечеринка. Этим признаком постоянно пользовались маски и ездили, как говорится, на огонек.
В маскировании, кроме странствований из одного конца города в другой (что в хорошую зимнюю ночь имеет свою особенную прелесть), танцев и веселой непринужденной болтовни, далеко не последнюю роль играло и уменье интриговать среди встречных знакомых; при этом, чтобы не быть узнанными, приходилось менять манеры, голос, походку, вообще употреблять все средства, чтобы ввести в заблуждение интригуемое лицо, не обнаруживая себя. В этом, собственно, и заключался смысл маскирования. Конечно, большинство маскировалось единственно с целью побеситься и поплясать до упаду в веселой и разношерстной компании.
<…> Для отгадывания, кто именно скрывается под маской, применялись самые разнообразные способы: принимался во внимание рост, манера здороваться и танцевать, походка, руки, цвет глаз и волос и пр. Если эти приметы не помогали, то нередко хозяева отправлялись в переднюю и здесь старались определить по прислуге, верхнему платью; даже иногда извозчики подвергались тщательному допросу. Вообще маски всегда пользовались усиленным вниманием хозяев и гостей. Между тем распознавание затруднялось еще и тем, что в разгар вечера танцевальный зал бывал битком набит масками, шли танцы и вообще такая сутолока, как в калейдоскопе. Между маскирующимися были и такие любители, что за ночь два-три раза меняли свои костюмы. <…>
<…>
Так веселилась на святках Вологда в доброе старое время.
Из воспоминаний Л.Д. Александрова о Вологде второй половины XIX века. По книге «Вологда в воспоминаниях и путевых записках: Конец XVIII — начало XX века»
